Вечер можно было условно назвать неплохим. Пришло письмо из мэрии, в котором рассказывалось коротко о встрече, на которой будет присутствовать сама, светоч наша, миссис Найвен. Неплохой расклад — это можно записать себе в бэкграунд, если когда-нибудь — ну предположим! — возникнет желание отказаться от маленького города в Коннектикуте и перебраться в места потеплее. Вернуться в родную Калифорнию. Тогда будет больше времени на книгу, основу которой, пусть и без личного ведома на то, положил мистер Хэтвилд.
Перестав разбрасывать по белому листу офисного приложения мелкие строчки с деталями дела, о котором пока еще трудно было что-либо сказать однозначно, ведь тел с каждым чертовым днем становилось все больше; Джек взялся за введение. Зажав сигарету в зубах, он достал из-под стола старенький транзистор, вытянул антенну и покрутил переключатель. Радио по-старчески зашипело, закряхтело, но все же выдало высокий голос ведущей. Вечернее обсуждение. Дискуссия по поводу взлетов и падений группы Death. Всего несколько часов в день мамаша Чака Шульдинера рассказывала о наследии своего именитого сына, который скончался от опухоли головного мозга, сердобольно поощряла оформление медицинской страховки. Клекот старушки почти соединился с шипением допотопного транзистора, и Джек снова уткнулся в экран лэптопа, безразлично перелистывая веб-страницы в намерении обрести что-то, что позволит ему начать писать, да еще как писать! Вот десять лет назад всё было по-другому. Слова рождались сами собой даже тогда, когда на голову случайно падал лучик света, когда студент журналистского отделения университета Беркли просто открывал букинистическое издание Генри Миллера. А сейчас…
Джек, скорчив недовольную гримасу, оглядел пространство собственного, так скажем, «дома». Голос безутешной родительницы известного металлиста попрощался с радиослушателями, и грянула Evil Dead. Такое старье, к тому же столь отвратного качества, редко крутили по радио, но Грейвхуфа сей факт лишь успокоил. Его и так окружали мертвецы. Эти изуродованные тела. Тот парень, блевавший кровью, всякое подобное дерьмо, чем обычно кишит жизнь журналиста. Или нет? Так или иначе, мысль пошла. Квартерон склонился над ноутбуком, внимая воплям уже бесповоротно сдохшего от последствий лучевой терапии и лекарств Шульдинера. Текст набирался, а песня перетекала, точно подгоняя писаку в его непростом деле. Голос не верещал, он приказывал, будучи посланием с того света, и это чувство сопричастности потустороннему Джека завораживало. Он-то еще не знал, как это происходит на самом деле!
К моменту, когда песня закончилась, на экране перед журналистом имелось свыше страницы аккуратно набранных строк.
— Так держать, приятель, вот это я понимаю! — усмехнулся себе Джек и решил продолжить, пока глаза полностью не закрылись от усталости. В сетке радиовещания что-то изменилось, притом незаметно от слушателя. Кто-то буквально смыл предыдущий сгусток злостного рева и яростных гитарных рифов и закатил новую тему. Шум транзистора, монотонные щелчки клавиатуры, сгустившийся из-за сигаретного дыма воздух…Джек отключился довольно скоро и не заметил этого. Остался сидеть на стуле, закинув голову вверх.
Проснулся мужчина от уже давно позабытого запаха гари. Сам факт наличия запаха привел квартерона в замешательство. Глаза резко открылись, ноздри машинально втянули воздух, а мозг ответил, что не ошибся. Грейвхуф уселся поудобнее и обнаружил, что пространство дома несколько изменилось. Отдельные очертания тонули в пегом мороке, как в сигаретном дыму, но воспроизведенном, казалось, большой и дружной компанией курильщиков.
Хайда посмотрел на сигарету, тлеющую в пепельнице, и надавил на бычок пальцем. Бумажная конструкция, выпустив последнее облачко, погасла, но серая пелена рассеиваться не спешила. Она пропускала внутрь неясный свет с улицы, какие-то белые всполохи, похожие по виду на зарницы.
Потрясенный, Джек медленно, дрожащими руками стянул со спинки стула рубашку и набросил ее на сутулые плечи. Экран лэптопа все еще тускло мерцал и требовал подзарядить устройство. Но привлекли мужчину вовсе не потуги техники пообщаться. Он будто бы и не заметил, как зашел перед сном на один из этих чертовых вирусных сайтов с видео для взрослых. Что же, выходит, от проблем с наркотой мистер Грейвхуф дрочил как сумасшедший в припадке лунатизма?! Джек был о себе лучшего мнения! Он пригнулся и всмотрелся в тусклую картинку. Глаза его стали шире, на лице появилась печать полного непонимания ситуации, а сердце зашлось в бешеном стуке.
«Саммер?» — глядя на двигающуюся картинку в окне сайта, Джек не сразу заметил, каким навязчивым стал запах, но тело сестры он узнавал достаточно хорошо. Квартерон вскочил с тепленького местечка за столом и по неаккуратности опрокинул стул. Все туловище мигом стало каким-то неловким и слабым, ноги подкашивались, в горле нарастал протестующий хрип.
— Так не бывает, черт возьми! — принялся успокаивать себя. Экран погас, а всполохи за окном стали ярче. Не зная себя от накатившей бессильной ярости, журналист кинулся к окну. Сплошное молоко!
«Пожар?» — Джек жил неподалеку от леса, а деревья летом горели весьма часто, впрочем, раньше ему отчего-то казалось, что в Коннектикуте влажно, и хвойные пущи не предрасположены к подобным подставам. Но раз уж что-то пошло не так, Хайде не хотелось оставаться в доме, который может заняться пламенем, как жалкая бумажка.
Он выскочил на улицу, где, не выразив сопротивления, тут же оказался объят густой и серой пеленой. Дом сразу стал отдаленным, темным силуэтом, а затем и вовсе исчез, стоило квартерону сделать несколько шагов в сторону тропинки, по которой обычно добирался до города.
Но ни тропинки, ни дома, ни даже чертового «Гранд-Ама» обнаружить Джеку так и не удалось. Настойчивый запах забивался в ноздри, и Грейвхуф уже готов был согласиться, что не готов к возвращению потерянного давным-давно обоняния так внезапно. Ему стало плохо, как тому, кто оказался в задымленной комнате без возможности выбраться на воздух. И проклятое происшествие, утонувшее, казалось, в прошлом, в прошлом, о котором мужчина не любил распространяться, локомотивом из самой Преисподней ворвалось в обескураженное увиденным сознанием. Джек запаниковал.
— Есть тут кто?! Вашу мать, кто-нибудь! — зашелся Хайда. Но ответа не последовало, даже эхо не возникло. Устав повторяться, Грейвхуф пошел в неопределенном направлении. Всполохи, которые недавно проникали в дом, оказалось, похожи на мигалки полицейских машин, но появлялись они внезапно и держались поблизости совсем не так долго, как если бы готовы были привести потерявшегося хоть куда-нибудь. Задымленное пространство превратилось в лабиринт, потому что Джек едва ли различал собственные руки, выставленные для поиска потенциальных препятствий.
«Гончая лает в тумане, она заблудилась и мечется в испуге, оттого что не видит. На земле никаких следов, кроме ее собственных, она водит красным резиновым носом, но запахов тоже никаких, пахнет только ее страхом, который ошпаривает ей нутро, как пар…».
Когда всполохи стали возникать чаще и выскакивать из молока куда как внезапнее, Джек побежал. Побежал, зная прекрасно, что долго продержаться не сможет. Ноги как вата, едва ли слушаются, но пути назад уже нет. Может, повезет. Он заберется в свою конуру и попытается отогнать наваждение ледяной водой из-под крана, но никакого дома так и не возникло поблизости. Впереди ощерили, как клыки, железные детали незнакомые здания; и, не думая, квартерон вторгся в это проклятое место, где туман уже не казался таким густым. Ему хотелось глотнуть свежего воздуха, но конца и края этой напасти было не видать. Едва успев притормозить, Грейвхуф понял, что кто-то приближается. Прямо ему навстречу прет!
— Наконец-то, черт возьми! Эй! — но встречный, кажется, был не в том состоянии, чтобы отреагировать на кого бы то ни было: пробежал рядом. — Твою-то мать! — гневно прохрипел Джек вслед исчезнувшему в тумане незнакомцу. — Там что-то горит, это какой-то гребаный Ад, чувак! Все в дыму!
А сам отправился, как показалось, на тротуар, поближе к домам, где ничто не горело. Темные, потускневшие стекла витрин, доисторические шмотки, мебель, обглоданные до каркаса манекены, календари с нарисованными белозубыми красотками-пышками.
— Хренасе райончик! — журналист поднял голову, но небо все еще скрывал туман. Решив, что так будет безопаснее, Джек побрел в переулок, где его уже ждали.
Показалось ли, но внешняя сторона улицы выглядела куда как презентабельнее, нежели внутренности, обезображенные деятельностью людей: граффити, притом сплошь жутковатые, выполненные то ли углем, то ли маркером, мусор, пустые глазницы окон. Если бы Джек не боялся сейчас другого, вряд ли повернул сюда. Однако его привлекло кое-что.
Квартерон приблизился к центру двора и вскинул недоуменно бровь. Конструкция из старой мебели, ящиков и палок походила на заготовку для костра. Если бы кто-то поджег этот хлам, несомненно, дым бы накрыл весь двор, но никак не квартал, и он не достиг бы пригорода, где жил сам Джек. Просто большая куча мусора в бедном жилом комплексе, наверняка гетто или типа того, может, кто-то из местных все же высунет нос наружу… Мысль прервалась, потому что в нутре кучи отбросов что-то зашевелилось.
Раздался детский плач, и из небольшого проема показалась рука. Плотная, блестящая и сероватая, как у подгнившего мертвеца. И почему именно сейчас дым приоткрыл незваному гостю одну из своих тайн? Джек отпрянул и уперся лопатками в холодную стену одного из заколоченных домов.
Мертвая тварь скалила зубы и казалась непомерно огромной для младенца, примерно с кабана, но пропорции сохранялись, конечно, если не считать острых, иглообразных зубов и рыбьих глаз.
На лбу выступила испарина. Более всего Джек надеялся, что это все действие наркотиков. Промокашка с кислотой, ну конечно.
Дьявольский младенец вывалился из горы мусора с влажным шлепком, издав очередную порцию хныканья, принялся тянуться к живому. Этого хватило, чтобы снова привести незваного гостя в движение. В горле у Джека родился нечеловеческий вопль, но сил, чтобы издать его, он не нашел — снова припустил, как заправский спринтер.
Он и не помнил, как долго бежал, кричал ли, запыхался ли и как обнаружил приоткрытую дверь, которую тотчас же закрыл дочерна, оказавшись в пыльной, но такой спокойной темноте. Джек сполз спиной по поверхности двери и поджал к себе колени, лицо он спрятал в ладонях.
